– Риииичччччааааард! – Голос, раздавшийся сверху и сбоку, был каким-то странным, вроде знакомым, вроде и нет. И еще он походил на шепот, если бы шепот стал громким, как крик. – Рииииччччааааард… Оооокделлллл… Ты, чтооо, уууумерррр чччччто лииии…
– Нет, – разумеется, первым пришел в себя Паоло, – он не умер, а ты где?
– В каааамиииине, – прошипел голос, и тут же поправился: – Тоооо есссссть не сссссовсем, а нааааверхууууу… Какккк выыыы тамммм?
– Кто ты есть? – Норберт тоже очнулся, но от волнения заговорил, как Йоганн. – Мы не знаем.
– Сузззззза-Муууузззза, – донеслось сверху, – только я ничего Дику не подбрасывал… Сейчас я явлю Свину доказательство того, что я на свободе, а потом объявлю о своей безвременной кончине.
– Ты кто? – крикнул Паоло. – Скажи, интересно же!
– В день святого Фабиана! – хихикнул Суза-Муза. – Холодно там у вас?
– Тебя б сюда!
– Я тут вам ужин собрал. С Арамонова стола. Выпейте за упокой моей души, и капитанской заодно! Дикон, лови, спускаю. Осторожно только. Там бутылка, тяжелая, собака… Учти, это все тебе за причиненные неприятности. А уж ты там дели, как хочешь.
В камине что-то зашуршало, и Дикон шагнул в каменную пасть. Внутри было чисто и холодно, еще холодней, чем в галерее. Капитан Арамона не считал нужным отапливать пустующее крыло, и его предшественники, судя по всему, тоже. Когда-то в аббатстве жило несколько сот монахов, все население Лаик, считая слуг, даже в самые «урожайные» на унаров годы едва ли насчитывало сотню, зачем же топить, если казенные денежки можно потратить более приятным способом? Шорох раздался совсем близко, и из трубы выплыл объемистый мешок
– Осторожней, – повторил Суза-Муза, – порядок?
Мешок был тяжелым и неудобным, но Дик не сплоховал.
– Порядок, спасибо!
– Все, безвинные узники, пошел я. Полночь на носу, а у меня дел невпроворот. Счастливо оставаться…
(с)КНК

Суза-Муза здесь - Валентин.
А говорит как все нормальные люди. Умеет, оказывается... Даже удивительно)))
Может оттает-таки?